11 июня 1944 года.

СЕКРЕТНО И ЛИЧНО ОТ ПРЕМЬЕРА И. В. СТАЛИНА ПРЕМЬЕР-МИНИСТРУ Г-НУ У. ЧЕРЧИЛЛЮ

1. Ваше послание насчет ухода Бадольо получил. Для меня уход Бадольо также был неожиданным. Мне казалось, что без согласия союзников, англичан и американцев, не могло произойти смещения Бадольо и назначения Бономи. Однако из Вашего послания видно, что это произошло помимо воли союзников. Надо полагать, что некоторые итальянские круги намерены сделать попытку изменить в свою пользу условия перемирия. Во всяком случае, если обстоятельства подскажут Вам и американцам, что в Италии надо иметь другое правительство, а не правительство Бономи, то Вы можете рассчитывать на то, что с советской стороны не будет к этому препятствий.
2. Получил также Ваше послание от 10 июня. Благодарю за сообщение. Как видно, десант, задуманный в грандиозных масштабах, удался полностью. Я и мои коллеги не можем не признать, что история войн не знает другого подобного предприятия с точки зрения его масштабов, широкого замысла и мастерства выполнения. Как известно, Наполеон в свое время позорно провалился со своим планом форсировать Ла-Манш. Истерик Гитлер, который два года хвастал, что он осуществит форсирование Ла-Манша, не решился сделать даже намек на попытку осуществить свою угрозу. Только нашим союзникам удалось с честью осуществить грандиозный план форсирования Ла-Манша. История отметит это дело как достижение высшего порядка.

14 июня 1944 года.

ЛИЧНОЕ И СТРОГО СЕКРЕТНОЕ ПОСЛАНИЕ ОТ Г-НА ЧЕРЧИЛЛЯ МАРШАЛУ СТАЛИНУ

1. Ваше послание от 11 июня доставило мне и всему кабинету, которому я его зачитал, большое удовольствие. Ваш первый пункт совпадает с тем, на что согласился Президент Рузвельт, а именно, что вопрос должен быть рассмотрен общей консультативной комиссией и после обсуждения в ней должен быть передан трем правительствам, которые посоветуются друг с другом об их отношении к новому правительству. Тем временем Бадольо, который, по-видимому, поддерживает вполне дружеские отношения с Бономи, будет продолжать свою деятельность в течение некоторого времени.
2. В понедельник, как Вам, возможно, известно из газет, я посетил британский участок фронта. Бои идут непрерывно, и в то время у нас было четырнадцать дивизий, которые действовали на фронте приблизительно в семьдесят миль. Против этого количества противник имеет тринадцать дивизий далеко не столь сильных, как наши. Противник спешно подбрасывает подкрепления из тыла, но мы думаем, что морем мы сможем поставлять свои подкрепления гораздо быстрее. Город кораблей, растянувшийся вдоль побережья почти на 50 миль и, по-видимому, находящийся в безопасности от нападения с воздуха и нападения подводных лодок, которые находятся так близко, представляет собой чудесное зрелище. Мы надеемся окружить Кан и, возможно, захватить там пленных. Два дня тому назад количество пленных составляло тринадцать тысяч, что превышает все понесенные нами до этого времени потери убитыми и ранеными. Поэтому можно сказать, что противник потерял почти в два раза больше, чем мы, хотя мы все время вели наступление. В течение вчерашнего дня продвижение было вполне удовлетворительным, хотя сопротивление противника усиливается по мере того, как в бой вводятся его стратегические резервы. Я считаю вполне вероятным, что мы развернем битву до таких размеров, когда в течение июня и июля в ней будет участвовать около миллиона с каждой стороны. Мы рассчитываем, что к середине августа у нас будет там два миллиона.
Всяческие добрые пожелания Вам успехов в Карелии.

17 июня 1944 года.

ЛИЧНОЕ И СТРОГО СЕКРЕТНОЕ ПОСЛАНИЕ ОТ Г-НА ЧЕРЧИЛЛЯ МАРШАЛУ СТАЛИНУ

1. Я надеюсь возобновить северные конвои в Россию около 10 августа. Я написал об этом Президенту Рузвельту, и он полностью согласен. Мы надеемся, что в ближайшем будущем поставим под погрузку около тридцати торговых судов, из которых две трети будут американскими. Официальная переписка будет происходить через обычные каналы.
2. О Вашей телеграмме от 15 июня об Италии. Вы, вероятно, ознакомились с телеграммой Министерства Иностранных Дел № 285 от 14 июня, адресованной Высокому Комиссару в Неаполе и в копии посланной в Москву за № 1796. Я весьма благодарен Вам за Ваше отношение к этому положению, которое создалось неожиданно. Теперь я должен Вам сказать, что, после того как я получил сообщение от Президента Соединенных Штатов, а также от наших представителей на месте, я убедился, что будет невозможно восстановить снова Бадольо и что он сам считает, что с него довольно. Он хорошо послужил нам. Я согласен с тем, чтобы эти вопросы были теперь рассмотрены Консультативным Советом по делам Италии для того, чтобы наши три правительства могли одновременно заявить о нашем мнении по этому вопросу. Важно дать новому Итальянскому Правительству точно понять, каковы обязательства, которые оно унаследовало.
3. Битва в Нормандии теперь полностью развернулась на фронте в семьдесят миль и будет неуклонно расширяться в масштабе и в своей ожесточенности. При данном положении дел ее развитие следует оценивать скорее именно по тому, как она разрастается в масштабе и в своей ожесточенности, нежели по размерам занятой территории. Наши потери составили около тридцати тысяч человек, и мы наверняка нанесли более значительные потери противнику. Три дня тому назад в наших руках было тринадцать тысяч пленных, и с тех пор было взято еще много пленных. Мы имеем на берегу около пятисот пятидесяти тысяч человек, пока представляющих двадцать дивизий плюс корпусные войска и прочее. У противника около шестнадцати, но более слабых. Я только что совещался с генералом Маршаллом из армии Соединенных Штатов, который сказал мне, что он вполне уверен в отношении положения дел и что способность противника предпринять крупное контрнаступление в ближайшие несколько дней значительно уменьшилась благодаря тому, что Роммель преждевременно ввел стратегические резервы для поддержки передовой линии.
4. Гитлер начал применять свое секретное оружие против Лондона. Мы пережили шумную ночь. Мы полагаем, что мы сумеем бороться с ним. Всяческие добрые пожелания в эти времена, полные великих событий.

Грамбуш. 7 июня 1944 г. Секретно.

ИЗ ПИСЬМА ГЕБИТСКОМИССАРА ПО ВОПРОСАМ ИНФОРМАЦИИ НА ТЕРРИТОРИИ ВАСИЛЬКОВ РААБА РОЗЕНБЕРГУ О ПРИНУДИТЕЛЬНЫХ МЕРАХ МОБИЛИЗАЦИИ РАБОЧЕЙ СИЛЫ ДЛЯ ГЕРМАНИИ

Как вам известно из донесения ОКХ, я, исполняя мои обязанности в районе Васильков (Украина), сжег несколько домов, принадлежащих лицам, сопротивлявшимся мобилизации на работы. Донесение соответствует действительности.
С 5 мая 1942 г. до 28 декабря 1944 г.* я занимал пост гебитскомиссара по вопросам информации на территории Васильков. Наряду с большим количеством поручений по работе гебитскомиссаром Дёрером на меня была возложена ответственность за стопроцентное выполнение заданий по мобилизации рабочей силы для Германии по данному району. Как ни была неприятна эта задача, я все же ее добросовестно выполнял и проводил ее как с ловкостью, так и с необходимой в данном случае твердостью.
* (Так в тексте. Гор. Васильков Киевской области был освобожден Красной Армией в ноябре 1943 г.)
До прихода советских войск этот район предоставил для Германии более 31 тыс. рабочих. На протяжении 1942 г. привлечение мобилизованных рабочих достигалось почти исключительно посредством пропаганды. Лишь изредка приходилось прибегать к принудительным мерам. Только в августе 1942 г. пришлось принять меры против двух семей в дер. Глевенке и Залисный Хутор, каждая из которых должна была выделить одного человека на работу. Оба были впервые вызваны в июне, но отказались повиноваться многочисленным вызовам. Их привели насильно, но дважды им удалось сбежать с транспорта и из сборного лагеря в Киеве. Перед вторичным их задержанием предварительно были арестованы в качестве заложников отцы обоих, до тех пор, пока не явятся их сыновья.
Когда после вторичного бегства было издано распоряжение о повторном задержании как обоих юношей, так и их отцов, была произведена полицейская облава на эти дома.
Тогда я решил перейти наконец к мерам, которые должны были доказать становящейся все более упрямой украинской молодежи, что наши указания для них обязательны. Я приказал сжечь дома обоих беглецов. Результатом этого было то, что в последующее время население снова покорно выполняло распоряжения, касающиеся трудовой повинности. Сжигание домов как мера наказания впервые стала известна не только благодаря мне, ее предложил как принудительную меру при использовании рабочей силы г-н рейхскомиссар (в секретном письме). Он рекомендовал ее в тех случаях, когда другие меры окажутся недостаточными. Кроме того, такая строгая мера была воспринята местным населением как должная, так как обе наказанные семьи высмеивали население, выполнявшее распоряжения, посылавшее своих детей на работы иногда и добровольно...
... Работа стала невыносимо трудной с тех пор, как население узнало, что местный комиссар принимает жалобы на гебитскомиссара. Вслед за положительными результатами последовало пассивное сопротивление со стороны населения, принудившее меня в конце концов снова прибегнуть к аресту, конфискации и отправке в трудовой лагерь. После того как целый транспорт мобилизованных на работы напал на полицию на вокзале в Васильков и обратился в бегство, я оказался вынужденным прибегнуть к строжайшим мерам. Некоторые зачинщики, конечно давно бежавшие, были обнаружены в Плисецком и в Мытнице. После неоднократных попыток их арестовать, дома их были сожжены. Тогда местный комендант выслал в деревню полевую жандармерию и произвел в некоторой части подробный допрос по этому делу. Но, кроме того, он принял молодых украинцев, бежавших из сборного лагеря, на работу в добровольные вспомогательные отряды. Тем самым для меня стала совершенно невозможной работа в этом секторе.
К сожалению, я лишен возможности указать точную дату приведенных здесь случаев, так как после моей последней деятельности в районе Гайсин я попал под Станиславом в марте 1944 г. в советскую засаду, и так как я мог спрятать только оружие, то был вынужден сжечь вместе со всей ношей и дневник.
Я хотел бы в заключение в сжатой форме изложить следующее:
1. В пределах района Васильков я нес ответственность за мобилизацию местных жителей на работу в Германию. Выбор средств, при помощи которых я выполнял эту задачу, был предоставлен мне.
2. Я работал с исключительным терпением и начал принимать резкие карательные меры тогда, когда результаты ни в какой степени не соответствовали затраченному времени.
3. Жесткие меры, как, например, сжигание домов, применялись только в отдельных немногих случаях. Благодаря применению таких мер, по крайней мере в 1942 г., было достигнуто то, что мобилизация потребовала не слишком большого числа полицейских, которые вследствие их использования в других местах не всегда могли быть предоставлены для этих целей.
4. Для применения таких мероприятий мне было дано право особой секретной рабочей инструкцией для штабов по использованию рабочей силы в генеральном округе Киев. Они ни в коем случае не являют собой самоуправства.
5. Доставка 31 тыс. рабочих для Германской империи, безусловно, имеет важное военное значение. Жесткие мероприятия являются вполне правомерными для того, чтобы воспрепятствовать неудачам при проведении в жизнь действий, связанных с мобилизацией.
6. Большая часть населения считала правильными меры, принятые мной. Эти мероприятия вызывали неудовольствие у тех немцев, которым предстояло разрешать на Украине лишь небольшие задачи и у которых поэтому оставалось слишком много времени для того, чтобы философствовать.
7. О принятых мною мерах против бежавших мобилизованных я докладывал в каждом отчете гебитскомис-сару Васильков Дёреру и г-ну генеральному комиссару в Киеве.
Условия были известны обоим, и они одобрили мои мероприятия, как имеющие успех.
Хайль Гитлер!
Пауль Рааб